"Говорят, под Новый год что ни пожелается..."

Опубликовано: 15.05.2024 11:47

Пьесы Самуил Маршак писал всегда. Собственно, именно с них и начался его путь в детской литературе.

В прошлой главе я рассказывал, как Маршак, живший в Екатеринодаре, работал при белых в газете "Утро юга", где под псевдонимом "доктор Фрикер" писал антибольшевистские стишки:

Жили-были два «наркома», Кто не слышал их имен? Звали первого Ерема, А второго — Соломон.

Когда же белых из города выбили красные, переименовавшие город в Краснодар, Самуил Маршак сменил работу на более ответственную - стал заведующим секцией детских приютов и колоний в областном отделе народного образования. Народ в наробразе подобрался высокообразованный, молодой и творческий, поэтому они создали в Краснодаре один из первых детских театров страны.

Быть первым - это очень почетно, но могут возникнуть проблемы. Создатели первого детского театра быстро обнаружили, что практически никаких детских пьес на русском языке не существует. Единственный вариант - написать репертуар самим.

Этим Маршак и занялся. Причем не один. Как он сам вспоминал на закате жизни: "Пьесы для театра писали по преимуществу двое — я и поэтесса Е. И. Васильева-Дмитриева. Это и было началом моей поэзии для детей…".

Васильевой поэтесса была по мужу, а в девичестве звалась Елизавета Ивановна Дмитриева.

Я понимаю, что легче на стало, поэтому назову еще одно ее имя - Черубина де Габриак.

Да, да, та самая, "заочная любовь" великих поэтов и повод для дуэли между Максимилианом Волошиным и Николаем Гумилевым.

Я не буду пересказывать всю историю этой нашумевшей литературной мистификации - нас в данный момент интересует только один сравнительно короткий период в жизни Елизаветы Ивановны.

Как известно, после разоблачения "Черубины" и невероятного скандала, молодая поэтесса прекращает общение с литераторами, перестает писать стихи, выходит замуж за инженера-мелиоратора Всеволода Николаевича Васильева, берет его фамилию и уезжает по его работе в Туркестан.

Потом происходит много чего, но вскоре после революции Васильева оказывается в Краснодаре. Там она и пишет пьесы на пару с Самуилом Маршаком.

Этот дуэт обладал какой-то невероятной производительностью, за очень небольшой срок они написали по нескольку пьес соло и около десятка - в соавторстве: «Прологи», «Финист — ясный сокол», «Таир и Зорэ», «Летающий сундук», «Зеленый мяч», «Волшебная палочка» и «Опасная привычка».

Кубанские сотрудники наркомата образования веселились и тоже сочиняли стишки:

Пишет пьесы нам Маршак

Вместе с Черубиной.

В старину играли так

Лишь на пианино.

Нет резонов никаких

Им писать совместно,

Кто неграмотный из них —

Это неизвестно…

Довеселились - сборник пьес «Театр для детей» был издан в Москве в 1922 году и многократно переиздавался. А нарком Луначарский, ознакомившись с деятельностью краснодарского театра, пришел в восторг, обозвал театр "явлением всероссийского масштаба", и мгновенно организовал перевод Маршака и Васильевой в "культурную столицу" - благо, оба трудились в его ведомстве.

Этот перевод стал трамплином для взлета Маршака - буквально через несколько лет он уже возглавлял ленинградское отделение Детгиза. С Черубиной же все получилось наоборот - она, как известно, была арестована в 1927-м, умерла в ссылке в Ташкенте, и ее тексты не издавались до 1988 года. Единственным исключением были пьесы для детей - разумеется, благодаря второй фамилии на обложке.

После этого Маршак долго не писал пьес, а в войну вообще перестал писать для детей - только военные очерки, стихи и антифашистские эпиграммы.

Дети возмутились, и автор даже вынужден был оправдываться:

«Мой шестилетний корреспондент спрашивает меня, почему я, которого дети считают своим собственным писателем, изменил им и в последний год писал только для больших.

…Я по-прежнему верен детям, для которых всю жизнь писал сказки, песни, смешные книжки. По-прежнему я очень много думаю о них. Думать о детях — это значит думать о будущем.

И вот, думая о будущем, я не могу не отдавать себя целиком простой и скромной службе писателя военного времени».

Но, как нас всех учили в детстве, извиняться надо не словами, а делами. И Маршак садится за сказку...

«Двенадцать месяцев» я писал в суровой, затемненной, военной Москве — в часы отдыха от работы в газете и «Окнах ТАСС». Загруженный ежедневной спешной работой в газете, над листовкой и плакатом, я с трудом находил редкие часы для того, чтобы картину за картиной, действие за действием сочинять сказку для театра".

Сказка вышла в 1943 году.

Вернее - сразу две сказки.

Первые "12 месяцев" - прозаические, с подзаголовком "Славянская сказка".

Это еще одна версия той истории, которую когда-то рассказывали друг другу жители Богемии. Той самой истории, которая вдохновила знаменитую чешскую сказочницу Божену Немцову написать сказку "О двенадцати месяцах".

Богемская сказка была достаточно популярна в сороковые, достаточно вспомнить, что в 1941 году в Ленинграде вышла книжка "Двенадцать братьев. Богемская сказка". Эту версию написал Иван Белышев - сначала русский офицер, затем советский инженер-металлург, после детский писатель и просто хороший человек.

Писатель Леонид Пантелеев вспоминал о нем так: "Несколько месяцев я жил без продуктовых карточек. Зная отношение ко мне Кетлинской, мама боялась идти за так называемой стандартной справкой. Потом пошла. И — первое чудо. В месткоме сидит Иван Петрович Белышев. Он уже знает о моей беде. Не задумываясь, выписывает справку. Через месяц-полтора сам Белышев умер от голода".

Так вот, прозаические "12 месяцев" Маршака - обычный пересказ чешской сказки, такой же, как у Белышева. Он очень короткий, там ничего нет, кроме мачехи, двух ее дочек и похода зимой в лес сначала хорошей, а потом плохой дочери. По сути - тот же "Морозко". Кстати, в "славянской сказке" подснежники падчерице дарит март, а не апрель.

В Чехии климат мягче.

Иное дело - пьеса "Двенадцать месяцев".

Вот здесь Маршак оторвался вовсю и насочинял нового столько, что от оригинала остался только сам посыл. Тут тебе и правильные апрельские подснежники, и правильный брат-апрель, и переписанная концовка, и бравый солдат, и несчастный профессор-каблук, и замордовавшая его Королева, "девочка лет четырнадцати".

А знаменитая перепалка в собачьих шубах с воплями: "Сама собака!"?

А восточный посол, скакавший в молодости на арабском скакуне, а "Гори, гори ясно, чтобы не погасло", а "Ты катись, катись, колечко..."? Я даже песню глашатаев помню!

В лесу цветет подснежник, А не метель метет, И тот из вас мятежник, Кто скажет: не цветет!

А иллюстрации Алфеевского в книжке, которая была у меня?

Господи, сколько лет прошло, а я все помню. Я помню даже реплику, исчезнувшую в современных изданиях: "Не черница и голубица, госпожа гофмейстерица, а черника и голубика".

А это, извините, главный, если не единственный, критерий.

Если ты ее помнишь спустя много лет - это точно была хорошая сказка.

Не случайно пьесу еще во время войны, в марте 1945-го, поставили на сцене Свердловского дворца пионеров,

В 1946-м Маршак за "Двенадцать месяцев" получил Сталинскую премию,

В 47-48 свои версии сделали МТЮЗ и МХАТ.

Потом к литературе и театру присоединились другие жанры.

В 1956-м Иванов-Вано поставил одноименный мультфильм - восьмой полнометражный мультик студии "Союзмультфильм",

В 1972-м режиссер Анатолий Граник - создатель Максима Перепелицы и вырабатывающего характер Алеши Птицына - сделал с питерскими актерами кинематографическую версию сказки.

А в 1980-м японцы показали аниме-версию, сделанную в рамках проекта «Знаменитые сказки мира» (世界名作童話), снятую где-то между "Дюймовочкой" и "Алладином".

Заметьте, несмотря на то, что "Двенадцать месяцев" - военная сказка, в ней практически не чувствуется война.

Разве что жестокость персонажей иногда зашкаливает. Из наследника Тутти намеренно выращивали чудовище с железным сердцем, но забалованная девочка-Королева умывает его как ребенка:

Королева (про себя). По-ми-ло-вать... Каз-нить... Лучше напишу "казнить" - это короче.

Отсутствие войны в сказке было принципиальной позицией Маршака - он намеренно писал добрую волшебную сказку про Новый год, которая сможет хотя бы ненадолго отвлечь детей от реальности 1943-го.

Как он сам писал: "Мне казалось, что в суровые времена дети — да, пожалуй, и взрослые — нуждаются в веселом праздничном представлении, в поэтической сказке…".

Но был другой классик детской литературы, который в этом вопросе придерживался прямо противоположного мнения.

О нем - в следующей главе.